Югославская трагедия напомнила о себе недавней смертью экс-президента этой, уже не существующей, страны Слободана Милошевича. Но в эти дни отмечается еще одна годовщина - начала войны в Косово 24 марта 1999 года. Для России эта война имела несравненно большее значение, чем сам Милошевич и его политика. Эта дата разделила постсоветский период на два семилетних срока - до марта 1999-го и после него. Эти периоды радикально отличались друг от друга - и по общественным настроениям, и по экономической и внешней политике. Разворот самолета премьер-министра Евгения Примакова, направлявшегося в США с визитом и узнавшего в воздухе о начале бомбардировок, стал водоразделом между этими двумя эпохами и, пожалуй, одним из самых важных событий в нашей новейшей истории.
Смерть Милошевича в камере Гаагской тюрьмы уже исчезла из новостных лент. Она ничего не разрешила, не поставила никаких точек над "i"; дело Милошевича не закончилась даже формальностью сомнительного приговора. Косово, Босния, да и почти вся бывшая Югославия продолжают висеть в безвременье, опутанные нитями казуистических международных соглашений, патрулируемые чужими контингентами миротворцев.
Не вынесен еще и суд истории. Мнения конфликтовавших сторон остались практически неизменными - не успели еще зажить старые раны и возникнуть новые мифы. Милошевич не был ни "дьяволом во плоти", ни "балканским мясником", едва ли не единолично ответственным за кровавый распад Югославии. Не был он и героем, "спасителем отчизны", каким его представляют достаточно многочисленные сторонники.
Милошевич был довольно прагматичным оппортунистом: когда надо использовал зажигающие националистические лозунги, когда припирало к стенке - сдавал позиции, завоеванные кровью и трудом соратников. После 1993 года Милошевич был самым готовым к соглашению среди всех значительных фигур бывшей Югославии.
Но в последнем из череды конфликтов агонии и распада Югославии - в Косово весной 1999-го - он больше не мог отступить, просто потому что был поставлен в условия, которые не оставляли выбора. Ситуация марта 1999 года больше всего напоминала сцену из "Крестного отца", когда герой получил "предложение, от которого нельзя отказаться". Милошевич не хотел этой войны. Но администрации Клинтона и западному истеблишменту в целом война была необходима - пусть из мелких, сиюминутных соображений, но нужна позарез.
Эта война велась далеко от границ России, но затронула Россию не меньше, чем саму Сербию. И дело даже не в близости "братских народов". Для Сербии она так ничего и не решила и едва ли открыла принципиально новую эпоху. Спустя два года после окончания войны Милошевич был выдан Гаагскому трибуналу по распоряжению Зорана Джинджича, его политического противника, который сам банально бежал из страны во время бомбардировок 1999 года, но был неожиданно вознесен в кресло премьера после так называемой "Октябрьской революции" 2000 года. Цена вопроса о выдаче бывшего президента была около 120 миллионов долларов заокеанского кредита на "структурные реформы". Спустя два года, ровно за три года до смерти Милошевича, сам Джинджич погиб от пули убийц.
Но если для Сербии война в Косово стала последней в цепи катастроф, то для России начало войны оказалось "моментом истины". Почти разом было покончено с мифологией предыдущих десяти лет - о добром заокеанском дядюшке, наставлениям которого надо следовать неукоснительно и аккуратно, и тогда все будет хорошо.
Это была отвратительная война, но не из-за ковровых бомбардоровок, "выжженной земли" или концлагерей (косовская кампания велась более аккуратно, чем большинство войн в истории). Особым "отягчающим обстоятельством" той войны стало то, что больше всего она напоминала издевательства шпаны, пятиклассников над пойманной кошкой - с самоуверенным стебом, гнусным хихиканьем и почти детским ощущением вседозволенности. "Разве же это прощается / Чтобы с трона какая-то бл*** / Протягивала солдат как пальцы..." - вспоминались строчки Есенина.
"Какая-то бл***" - фантасмагорическая карикатура из Клинтона, Блэра, Хиллари, Моники, Олбрайт - как нельзя лучше передает ощущение от этой войны у большинства тех, на кого не действовал гипноз агитпропа, раздававшегося с бравурных натовских пресс-конференций Джейми Ши.
Есть отличный анекдот о причинах бомбардировок Югославии весной 1999-го, который я услышал от одного европейца, жителя Брюсселя, штаб-квартиры НАТО. Приходит однажды госсекретарь Маделайн Олбрайт на заседание министров иностранных дел стран НАТО - мнoгие из них бывшие леваки, шестидесятники, дети "революции цветов". Обстановка нервная, министры неловко переглядываются. "Ну что, господа, чем мы займемся сегодня - любовью или войной?" ("Shall we make love or war?") - шутит Олбрайт, пародируя знакомый лексикон 60-х. Министры несколько секунд смотрят на нее оценивающим взглядом, затем восклицают, как один: "Войной!!!"
Реальные причины были не слишком далеки от этого анекдотического сценария. Клинтону и его команде очень нужна была эта война - маленькая, победоносная, телегеничная. Нужно было опустить занавес над его собственным annus horribilis 1998-го - позорному импичменту, вездесущей Монике на экранах телевизоров, порнографической мыльной опере по сценарию спецпрокурора Кена Старра. Но были и другие причины, касавшиеся всего западного истеблишмента. 24 апреля 1999 года в Вашингтоне должно было состояться торжественное заседание глав государств НАТО, посвященное празднованию 50-летия организации. После окончания "холодной войны" возникало все больше вопросов о роли и задачах НАТО, о необходимости его существования в принципе. Но большие бюрократические организации не исчезают просто так - они пускают корни, меняют одежды, придумывают себе новые задачи и смыслы. Маленькая победоносная война была бы очень кстати. НАТО начало бомбардировки Белграда ровно за месяц до встречи в Вашингтоне. Предполагалось, что Милошевич сдастся почти сразу, в крайнем случае недели за две. Это позволяло устроить триумф к вашингтонским торжествам, длинные речи под брызги шампанского - "Новая миссия для нового столетия!", "Мир и безопасность для глобализованного мира!" и т.д. План не сработал, победного юбилея не получилось.
Переговоры в Рамбуйе, предшествующие войне, шли трудно, но к марту 1999-го контуры соглашения начали вырисовываться. Сербская сторона была более готова к компромиссу в отношении автономии, местных выборов, наблюдателей и миротворцев, в отличие от албанских повстанцев, не желавших ничего, кроме полной независимости. Это не устраивало Вашингтон. В последний момент в текст предлагаемого соглашения были вставлены дополнения, в корне меняющие его смысл. Самым одиозным из них было "Приложение Б" (Appendix B), регламентирующее правила присуствия натовских "миротворцев", точнее, не регламентирующее их. Иностранным войскам предоставлялась полная свобода передвижения не только по Косово, но и по всей Сербии, местные власти обязаны были всюду обеспечивать их водой и электричеством, они полностью освобождались от любой уголовной ответственности. Едва ли можно придумать лучшее определение оккупационной армии после безоговорочной капитуляции. Ни один президент не мог подписать такого соглашения и на следующий день остаться у власти. Цель подмены была проста, как мычание, - добиться того, чтобы война все-таки состоялась.
Когда первые бомбы посыпались на Югославию, поворот самолета Евгения Примакова над океаном означал больше, чем несогласие с политикой освоившегося с новой ролью мирового жандарма. Это было началом выхода России из всей системы, установившей такие правила игры. Семь предыдущих лет, с начала реформ 1992-го, почти единодушной пораженческой идеологией российской правящей элиты было выполнение определенных ритуалов и заклинаний, называвшихся "продвижением по пути реформ"; за усердие полагалась морковка или конфетка в виде новых кредитов и программ помощи. И если экономика продолжала съеживаться, это могло означать лишь одно - недостаточное рвение в выполнении этих ритуалов. Нужно было произносить молитвы не пять, а десять раз в день, ниже отбивать поклоны, строже соблюдать посты.
После разворота 24 марта (а еще до этого после 17 августа 1998-го) все это стало неактуально. И случилось совсем не то, что нам так долго и упорно внушали. Катастрофы не произошло. Мифология рассеялась как дым. Король оказался голый.
То, что бомбардировка Косово началась в день, на который был запланирован визит Примакова, скорее всего, не было случайностью. Российской делегации предлагалось еще раз присягнуть на верность суверену - или последуют серьезные оргвыводы. Нарушив логику предыдущих лет, российское правительство выбрало не присягать. Ездили-ездили в Орду бить челом и просить ярлык на княжение, а потом перестали ездить. И оказалось, что мы справились с вновь обретенной самостоятельностью. Небеса не разверзлись, твердь земная не растрескалась. Тот мартовский день с б о льшим основанием можно считать российским "днем независимости", чем мало кем вспоминаемое 12 Июня.
В июне 1999 года Россия в последний раз получила кредит от МВФ - около 400 млн. долларов, после того как все-таки помогла уговорить Милошевича уйти из Косово, - тучи сгущались, натовские бомбы, оказавшись почти бессильными против грамотно замаскированной военной техники сербов, методично разрушали гражданскую инфраструктуру Югославии. Смехотворность этой суммы с позиций сегодняшнего дня говорит только о том, какой большой путь страна все-таки проделала за последние семь лет. Соскочив с "иглы" кредитов, "стратегии" наращивания долгов и политики в рамках "вашингтонского консенсуса", экономика начала быстро расти. Рубль укрепился - без всяких програм МВФ и манипуляций Центрального банка. Страна стала увереннее, внешняя политика - тверже. Вскоре на арене появился новый президент, совсем не похожий на того, что правил страной в течение предыдущих восьми лет. Нефтяной бум начался потом, и он не являлся основной причиной этого роста.
Россия - в XX веке и до него - не раз переживала геополитические катрастрофы, позволяя остальному миру учиться на своих ошибках. Весна 1999 года стала одним из редких случаев, когда эта логика оказалась перевернута: мы посмотрели на чужие ошибки и сделали правильные выводы. И за это мы должны быть благодарны всем участникам той драмы югославской войны - уже ушедшим или еще живым.
1. Остановил хозяйственную катастрофу в 1998 году
В 1998 году, после августовского дефолта, Примаков становится председателем правительства России. Премьер-министр Примаков спасает страну от кризиса, менее чем за год рост промышленного производства составил почти 24 %, инфляция сократилась с 38 до 3 процентов.
Примаков занимает должность по предложению Бориса Ельцина. Тогда после отставки правительства Кириенко Дума отказалась поддержать кандидатуру Виктора Черномырдина.
2. Развернулся над Атлантикой
При всех заслугах Примакова-политика, Примакова-дипломата, Примакова-экономиста, воистину прославил его «разворот в небе над Атлантикой».
24 марта 1999 года Евгений Примаков летел с визитом в Вашингтон. Уже в воздухе Примаков узнал от вице-президента США Ала Гора о начале бомбардировок Югославии силами НАТО, против которых выступала Москва. В знак протеста Примаков велел развернуть самолет над океаном и вернулся в Москву.
Этот инцидент потом называли «красивым жестом, далеким от политики».
3. Сохранил российскую внешнюю разведку
В сентябре 1991 года Евгений Примаков был назначен главой разведывательного управления КГБ СССР, а в конце того же года стал директором Службы внешней разведки России, которую выделили в отдельное, не связанное больше с КГБ ведомство.
В тот момент всё было не ясно — по какому пути пойдет Россия? Как будут складываться её отношения с ближними и дальними соседями? Нужна ли вообще этой новой стране разведка? Молодая команда Ельцина решительно перетряхивала органы государственного управления, подбирая в правительство новых людей. Старый аппарат собирались разгонять.
Разведку спас Примаков.
Несмотря на то, что к моменту формирования СВР он проработал в ней меньше трех месяцев, его кандидатуру на пост главы Службы внешней разведки поддержали все матерые «старики», с которыми за это время он успел найти общий язык.
Опытным разведчикам импонировало, что этот новичок стал называть себя директором, а не начальником, не лез в то, чего не понимал, спрашивал совета у более опытных подчиненных. Ему были благодарны за то, что он не стал проводить кадровых чисток, не потащил в разведку «своих» людей, а наоборот - способствовал консолидации и без того крепко сбитого аппарата. И то, что он воинское звание себе не присвоил, разведчики, годами добывавшие себе каждую звездочку, тоже оценили. Как и глубокий аналитический ум Евгения Максимовича, всю жизнь занимавшегося внешней политикой и прекрасно в ней разбиравшегося.
Само отделение СВР от КГБ было хорошо воспринято. Как и то, что Примаков потом воспрепятствовал вливанию внешней разведки обратно в общую структуру госбезопасности, не сделал её частью репрессивного аппарата.
За годы работы на посту директора СВР Примаков "сумел дать мощный импульс для перевода ее деятельности на качественно новый уровень, отвечающий вызовам современности", говорится в сегодняшнем официальном сообщении пресс-бюро СВР.
4. Наладил работу Торгово-промышленной палаты России
В сентябре 2001 года Примаков стал президентом Торгово-промышленной палаты и вошел в состав правления Российского союза промышленников и предпринимателей.
Возглавлял ТПП Примаков 10 лет, занимая эту должность два срока подряд. За эти десять лет палата «сделала гигантский шаг вперед». Примаков определил в качестве приоритетов для палаты юридическую работу и налаживание связей с деловыми кругами зарубежных стран. Основную её роль он видел в совершенствовании экономического законодательства. За время его руководства ТПП подготовила около 40 законопроектов в области налоговой и промышленной политики.
Бизнесмены благодарны ему за созданную сеть международных деловых советов и систему информационного обмена для инвесторов. И - за «непреклонность перед политической конъюнктурой».
На третий президентский срок Примаков не захотел остаться сам, заявив, что двух «вполне достаточно».
5. Продвигал интересы нашей страны на Ближнем Востоке
Евгений Примаков был известным арабистом, одним из ведущих отечественных востоковедов. С 1956 работал в Гостелерадио СССР корреспондентом, ответственным редактором, заместителем главного редактора, главным редактором вещания на арабские страны.
Восток, и, в особенности, арабский мир, всегда нравились Примакову. Впервые на Ближний Восток он попал в 1965 году в качестве корреспондента «Правды» и с тех пор побывал почти во всех странах Арабского Востока — в Египте, Сирии, Судане, Ливии, Ираке, Ливане, Иордании, Йемене, Кувейте. В 70-е годы ему уже поручали выполнение некоторые деликатных миссии, например, способствовать нормализации отношений между Барзани и Багдадом.
В конце декабря 1977 года Примаков был назначен директором Института востоковедения. И сразу сделал упор на текущую политологию. Исследования ислама, Ближнего Востока при нем сразу «пошли вверх». Несмотря на то, что это были еще «атеистические» советские годы, сотрудники института имели возможность достаточно объективно изучать ислам. Именно при нем отечественное исламоведение получило сильный импульс.
Прекрасно понимающий, что «восток дело тонкое», Примаков всегда подчеркивал, что на Ближнем Востоке надо иметь дело с теми лидерами, которые есть. Не отказываться сотрудничать с ними по моральным соображениям, не ждать, пока их свергнут и появятся другие, поскольку следующий лидер может оказаться точно таким же.
Симпатии к Востоку останутся у Примакова навсегда и сыграют свою роль, когда его назначат министром иностранных дел, а затем и главой правительства. На Западе его всегда считали настроенным антиамерикански.
6. Создал партию «Отечество-Вся Россия»
9 ноября 1998 года по инициативе Ю.Лужкова был образован оргкомитет Общероссийской политической общественной организации «Отечество». 19 декабря учредительный I съезд ОПОО «Отечество» - председателем единогласно избрал Лужкова. На II-ом съезде «Отечества» Лужков сообщил о создании избирательного блока «Отечество — Вся Россия». К партии Лужкова добавились главы республики Татарстан М.Шаймиев, республики Башкирии М.Рахимов, республики Ингушетии Р.Аушев и губернатора СПб В.Яковлев.
Председателем избирательного блока «Отечество — Вся Россия» был избран Примаков. Блок считался фаворитом выборов. Но по ходу дела народ принялся ориентироваться на Межрегиональное движение «Единство» («Медведь») - с поддержкой премьера В.Путина. В Думе у ОВР тоже не сложилось. Работа парламента началась с разделения почти всех главных парламентских должностей между «Единством» и КПРФ, к ним примкнули группа «Народный депутат» и фракция ЛДПР (список «Блока Жириновского. Кандидат от фракции на должность Председателя Госдумы Евгений Примаков снял свою кандидатуру.
После отказа Примакова участвовать в президентских выборах (тут можно вспомнить что 81 % ее не одобрял), во фракции возобладала линия на сближение с «Единством», руководство ОВР выразило поддержку Путину, ставшему к тому времени и.о. президента
7. Не участвовал в развале Советского Союза
Мало кто из нынешних российских политиков, работавших в то время. Может записать себе это в заслугу. Примаков мог.
26 июня после продолжительной болезни - дипломат, разведчик, журналист, писатель, политик, бывший министр иностранных дел и экс-премьер России . В октябре ему исполнилось бы 86 лет. Церемония прощания с Евгением Максимовичем пройдет 29 июня в Колонном зале Дома Союзов. Похоронят его в тот же день на Новодевичьем кладбище Москвы.
Даже те, кто не слишком активно следят за политической жизнью страны, наверняка помнят легендарный разворот самолета российского премьер-министра (на тот момент) Евгения Примакова над Атлантикой.
В марте 1999 года об этом говорил весь мир: Евгений Примаков отменил свой визит в США, когда узнал о начале бомбардировок Югославии силами НАТО.
Через 10 лет после легендарного разворота над Атлантикой, 25 марта 2009 года, объясняя свое решение вернуться в Москву, Евгений Максимович в интервью "Вестям" на телеканале "Россия 1" сказал: "Еще раз хочу подтвердить, это никакой не героизм, это совершенно нормальное поведение человека, который горд за свою страну, который считает, что ему не надо поощрять агрессию своим присутствием в это время и своим визитом. Я выполнил просто ту функцию, которую должен был выполнить любой премьер-министр, нормальный премьер-министр Российской Федерации".
Мнением мудрого дипломата и политика всегда интересовалась пресса. ТАСС собрал высказывания Евгения Примакова о своей работе и по самым актуальным вопросам последнего времени.
О санкциях
"Сердцевина импортозамещения — это развитие науки и технологий... Я не согласен с теми, кто считает, что за полтора-два года можно решить проблемы импортозамещения, важнейшие проблемы. Очевидно, потребуется целый ряд лет, и мы не можем быть уверенными, что наши так называемые партнеры на Западе не будут за это время продвигаться.
Ясно совершенно, что мы не можем быть догоняющей страной. В этих условиях необходимо определение критических направлений импортозамещения, самых критических, где мы должны будем прорываться, где мы должны будем применять новые технологии, обгоняющие, может быть, существующие технологии, применяемые в той или иной точке...
Импортозамещение, естественно, должно способствовать экономическому развитию страны, росту валового внутреннего продукта... Но это не означает движения к изоляционизму ни в коей мере. Конечно, нам необходимы были... обратные санкции. Но главная их цель была, насколько я понимаю, — исключить эскалацию тех санкций, которые идут против нас". (Из выступление на заседании Госсовета, 18 сентября 2014 года)
Об Украине
"В дальнейшем, когда на Украине будет устойчивое государственное руководство, по-настоящему охватывающее всю страну или значительную часть страны, тогда можно говорить и о том, что Украина может проявлять какую-то самостоятельность. А сейчас командуют Соединенные Штаты — и Украиной, и Европой.
Россия никогда не была против того, чтобы Украина решала вопросы, связанные со своим географическим положением, и того, что она — европейское государство. Мы говорили только о том, что, если Украина вступит в ассоциацию с Европейским союзом и при этом создастся ситуация, неблагоприятная для нас, которая бьет по нашим интересам, мы будем принимать контрмеры, но не о том, чтобы украинцы делали выбор — либо с нами, либо с ними.
Может быть, наш небольшой промах был в том, что мы не почувствовали, что в начале на майдане были настроения, так сказать, против коррупционного режима, а потом дальше, как феникс, возродились какие-то организации, которые взяли оружие в руки, которые случайно не могли появиться, их готовили где-то. Но все-таки я бы разделил тех, которые участвовали в майдане и выступали против коррупционного характера режима, и тех, которые потом уже залихватски требовали изменения всех и вся.
Россия никогда не требовала отделения юго-востока от Украины. Я думаю, что и в закрытых переговорах это не фигурировало. Ну а сейчас ситуация обострилась после того, как кровь пролилась, и после того, как мирное население стало гибнуть. Сейчас трудно найти выход из ситуации. Я думаю, что можно договариваться на основе какого-то элемента федерализации. Ведь федерализация — это растянутое понятие. Может быть и жесткая федерализация, может быть мягкая федерализация, можно даже не называть федерализацией, но поиски должны быть в этом направлении". (Из интервью в программе "Вести в субботу", сентябрь 2014 года)
О вступлении Крыма в состав Российской Федерации
"Воссоединение Крыма и Севастополя с Россией не было заранее продуманной заготовкой, а скорее, реакцией на развитие сдирижированного извне кризиса на Украине. Россия приняла меры по безопасности населения полуострова во время голосования от вылазок и провокаций радикалов. Такого взрывного патриотизма не было со времен победы в Великой Отечественной войне и полета первого человека в космос". (Из лекции для студентов МГУ им. М. В. Ломоносова в Москве, апрель 2014 года)
О работе премьер-министра
"Если бы я оставался премьер-министром, я бы абсолютно не думал об участии в политике в каком-либо ином качестве. Потому что само нахождение на посту премьер-министра не позволяет этого. Если ты хочешь, чтобы правительство выполняло задачи, которые перед ним ставятся, занималось текущими экономическими делами, поднимало жизненный уровень народа, организовывало бы максимально благоприятные условия для развития предпринимательства и так далее, то ты не можешь в это же время думать о своей предвыборной кампании, о том, чтобы создавать себе имидж будущего президента". (Из интервью газете "Совершенно секретно — Версия" в сентябре 1999 года)
О работе разведчика
"Раньше мы (внешняя разведка ) занимались процессами внутри государств, механизмами смены правительств и так далее. История показала, что мы в этом не слишком преуспели… Мы прекратили подрывную деятельность за границей, отказались от поддержки зарубежных политических групп.
Сейчас мы работаем не против кого-либо, а в защиту российских национальных интересов — в этом и состоит новое определение СВР (Служба внешней разведки )… Мы работаем только на государственные органы. Я против обслуживания разведкой интересов частного бизнеса. Наш бюджет формируется из общественных средств, и мы обязаны работать в интересах страны". (Из интервью The Sunday Times в сентябре 1992 года)
Об отношении Запада к России
"Лишь политической близорукостью можно объяснить готовность списать Россию из числа великих держав, недооценивать ее потенциал, динамику, перспективы развития... После окончания холодной войны на Западе, особенно в Соединенных Штатах, начал падать интерес к России как к одному из главных игроков на международной арене.
Россия, конечно, не Советский Союз, который, несомненно, играл ведущую роль в мировой политике. Недооценке места и искажению роли России в современном мире, несомненно, способствует тот факт, что живы и еще активно действуют поколения людей, которые были либо вовлечены в конфронтацию западного мира с Советским Союзом, либо впечатлены ею".
О США
"Если нынешний мир является монополярным, объясните мне, почему США, которые в одиночку решили начать войну в Ираке, просят теперь помощи у других государств, чтобы противостоять создавшейся ситуации? Конечно, американцы сильнее других в экономическом и военном плане, но они не создают единственного полюса, вокруг которого должен вращаться весь остальной мир..." (Из интервью газете Le Figaro в декабре 2003 года)
О расширении НАТО
"Что касается американской политики на российском направлении, то процесс расширения НАТО призван не "сдержать" Россию, в чем нет никакой необходимости, но ослабить ее, сделать Россию более сговорчивой, когда дело касается ее национальных интересов...
Будучи министром иностранных дел России, я неоднократно говорил и Мадлен Олбрайт, и Строубу Тэлботу, и другим своим американским коллегам, что прием в НАТО бывших советских республик для нас означает переход "красной черты". (Из книги "Мир без России? К чему ведет политическая близорукость", 2009 год)
О проблемах в экономике
"Либералы, неолибералы уделяли внимание главным образом решению макроэкономических проблем. Правильно, и мы продолжаем это делать. Но в то же самое время это ведь не самоцель, а создание условий для микроэкономического развития, для развития реального сектора экономики. А вот это условие не соблюдалось. Не велась в достаточной степени и борьба с коррупцией, с экономической преступностью… Я сторонник теории конвергенции. Она заключается во взаимовлиянии социализма и капитализма, в результате которого появляется нечто с уже размытыми характеристиками обеих систем…" (Из интервью "Комсомольской правде" 5 мая 1999 года)
Об экстремизме
"Сейчас, как мне кажется, политическая работа нужна главным образом не для того, чтобы остановить влияние ислама... В то же самое время нужно делать все для того, чтобы правильные богословы подавляли своими проповедями те ростки экстремизма, которые появляются на северокавказской почве...
Нужно смотреть, кто едет учиться и куда, кто будет в дальнейшем проповедовать ислам у нас на территории России. Чтобы эти люди, образно говоря, изучали за рубежом Коран, а не "Калашникова".
(Из интервью "Российской газете" 24 июня 2011 года)
О человечестве
"Думаю, не стоит наговаривать на все человечество. Да, отдельные страны, отдельные политики агрессивны, несговорчивы. Но если бы таким несносным был весь мир, люди давно бы не просто вцепились друг в друга — применили бы ядерное оружие. А они сохраняют здравомыслие. Разве это не лучшее доказательство того, что человечество не дряхлеет?" (Из интервью "Литературной газете" 28 октября 2009 года)
Осенью 2014 года, к 85-летию легенды дипломатии, на телеканале "Россия 1" вышел фильм Сергея Брилева "Евгений Примаков. 85".
Материалы по теме
По прошествии почти двух десятилетий раскрылась тайна знаменитого разворота самолета с Евгением Примаковым над Атлантическим океаном. Нашему порталу удалось выяснить, что решение о смене маршрута принимал отнюдь не «важный пассажир».
Напомним, что в марте 1999 года премьер-министр России Евгений Примаков прямо в небе решил отменить свой официальный визит в США в знак протеста против начала бомбардировок Югославии.
«Я не считаю, что это какой-то подвиг. Это решение я принимал сам - я только после этого позвонил Ельцину и сказал, что развернулся. Он одобрил это. Но, понимаете, если бы я этого не сделал, я бы поступил архи не правильно. Потому что Гор (Альберт Гор - бывший вице-президент США ) сказал мне прямо, что принято решение о бомбардировках. Я говорю: «Вы совершаете огромную историческую ошибку».
Он меня просил подписать меморандум о том, что я откладываю визит - я отказался. Он предложил сесть даже где-то на территории Штатов - я отказался. Если бы я в этих условиях сел и начал свой официальный визит - я был бы настоящим предателем. Так что здесь не было никакого героизма. Так должен был поступить не только я, но и любой нормальный человек», - рассказывал незадолго перед смертью Примаков.
Однако, на днях вскрылись новые детали. В Екатеринбурге после показа документальных фильмов о первом всенародно избранном губернаторе Свердловской области Эдуарде Росселе, сам виновник торжества ответил на вопросы зрителей и поведал, что же случилось тогда, в 1999-м году в небе над Атлантикой.
Оказалось, что вместе с тогдашним главой российского правительства Евгением Примаковым по его приглашению, Россель летел в США, и именно с его подачи Примаков решил развернуть самолет и возвратиться в Москву.
«Евгений Максимович сказал мне, что ему позвонил президент Борис Николаевич Ельцин и приказал возвращаться, не объяснив причину такого внезапного решения», - рассказал экс-губернатор.
Выяснилось, что Примаков хотел все-таки долететь до США и провести намеченные там переговоры. Он знал о непредсказуемости Ельцина и допускал, что тот может изменить свое решение. Но Россель, по его словам, посоветовал тогдашнему главе правительства послушать президента.
«Я ему тогда сказал, что вероятно, президент неспроста принял такое решение, наверняка он знает что-то, чего мы не знаем», - заметил бывший губернатор, а ныне сенатор от Свердловской области.
После того как Евгений Максимович выяснил у командира экипажа, что топлива для обратного полета в Москву без посадки в другой стране хватит, он принял решение развернуться над Атлантикой.
Андрей Князев.
Последним крупнобюджетным шоу в стиле "ретро", которое удалось поставить Евгению Примакову на российской политической сцене, стал разворот над Атлантическим океаном. Российский премьер, который из-за болезни Ельцина и недееспособности его окружения, по сути, уже выполнял президентские функции, как известно, истерично отказался лететь на важнейшие переговоры в США, как только узнал о начале бомбардировок объединенными международными силами позиций армии Милошевича в Югославии.
Услышав об этой выходке премьера, я мстительно полезла на антресоли, достала аккуратно сложенную там в дальнем ящике ярко-розовую куртку с огромной надписью "US Air Force" на борту, надела её, и, начиная с этого дня, не снимая, демонстративно разгуливала в ней по редакции "Известий", а также - по Кремлю, Старой площади и в других присутственных местах.
Потому что молча терпеть эту советскую имперскую истерию, раскрученную, с примаковской команды в подавляющем большинстве отечественных СМИ, было просто оскорбительно. Особенно усердствовали, разумеется, государственные телеканалы и информагентства, выступавшие абсолютно в унисон с рупором пропаганды Милошевича - знаменитым агентством "Танюг".
С экранов телевидения официальные лица (прежде всего, сам Примаков, его министры-коммунисты, а также непотопляемый министр иностранных дел Игорь Иванов, доживший на своем посту аж до сегодняшнего дня), не стесняясь, клялись в вечной дружбе фашисту Милошевичу, проводившему в своей стране планомерные этнические чистки. А высокопоставленный российский генералитет подвякивал даже, что не исключает поставок российского оружия сербам. И всей этой агрессивной пропагандой загаживались мозги населению круглые сутки, в каждом выпуске новостей. Кстати, некоторые телеведущие, скажем, с телеканала ОРТ, которые в тот момент особенно рьяно выполняли идеологический заказ, до сих пор там работают, отлично вписавшись в теперешние внутриполитические реалии.
Но что самое удивительное - даже и в негосударственных СМИ, финансируемых самыми разными олигархами, по загадочной причине в тот момент вдруг все тоже, как по команде, "взяли под козырёк". Когда статьи с откровенно про-сербской пропагандой писали мастодонты советской журналистики - это выглядело вполне органично. Но когда тем же самым вдруг начали промышлять молодые ребята, чуть старше меня, - я никак не могла найти этому объяснение. Страх? Заказ? Или - просто гипноз "общего мнения"?
Российская пресса откровенно замалчивала данные о массовых этнических чистках, проводившихся сербской армией под руководством Милошевича. А ведь происходило это все не в доисторические времена "железного занавеса", и для того, чтобы написать объективный журналистский материал, достаточно было залезть в Интернет и перечитать мировые агентства или отчёты международных гуманитарных организаций, пестревшие сообщениями об очередных найденных массовых захоронениях расстрелянных мирных албанцев. O"k, если уж нашим международникам так полюбилось именно агентство "Танюг", то вторую половину статьи можно было посвятить и ему - но не освещать же конфликт только с одной стороны!
В большинстве редакций ввели негласную, но жёсткую просербскую внутреннюю цензуру. Мою подругу Юлию Березовскую, работавшую тогда в международном отделе "Известий", надолго лишили права публикаций из-за так называемой антисербской и проамериканской позиции, выражавшейся в том, что она пыталась в своих статьях напомнить о массовых карательных операциях против мирного албанского населения, проведенных сербской армией в селах Рачаг, Косовске Митровице и десятках других населенных пунктов, свидетельства которых - могильники - находили потом чуть ли не ежедневно.
Зато на первой полосе "Известий" выходили передовицы с пропагандистскими завываниями: "Вновь в небе над Белградом появились немецкие боевые самолеты...", - где с откровенным передёргиванием фактов проводились параллели между натовскими бомбардировками и фашистской оккупацией Югославии в 1941-м. У читателя после этого, видимо, должно было сложиться мнение, что фашисты - вовсе не сербские генералы, отдававшие приказы об убийствах албанских женщин и детей по национальному признаку. А НАТО и ОБСЕ.
Нетрудно себе представить, какими ненавидящими взглядами встречали меня коллеги из международного отдела, когда я каждый день, как бы случайно, забегала к ним туда в своей эпатирующей куртке, чтобы хоть как-то поддержать бедную "осаждённую" Березовскую и погромче обсудить с ней косовскую проблему.
Но несмотря на косые взгляды, я чувствовала, что отступать буквально некуда - позади Москва. "Вашу бабушку! - думала я. - Это - моя страна, а не какого-нибудь Примакова! И я не желаю, чтобы моя страна поддерживала фашистские режимы и опять, как в советское время, рвала нормальные дипломатические отношения со всем цивилизованным миром!"
Тем временем страна в тот момент, действительно, под предгробовое молчание Ельцина, зато с боевыми кличами Примакова, семимильными шагами двигалась назад, к холодной войне с Западом. Сжигать все худые и дряблые мостики, наведённые между Россией и Западом за постперестроечное десятилетие, оказалось занятием куда более быстрым и нехитрым, чем их наведение. На ближайшем же закрытом брифинге Александра Волошина в Кремле я потребовала от него ответа за всё:
Почему нет официальной реакции Ельцина на заявления военных о поставках оружия сербам?!
А что - ты считаешь, нужна реакция? - замямлил Волошин.
Да вы что, не понимаете, что в данной ситуации на Западе ельцинское молчание воспринимается как знак согласия с Примаковым?! И это на фоне того, что Примаков уже всем заявил, что развернул самолет "по согласованию с Ельциным"! Если у вас президент не может выговорить ничего внятного, значит - вы сами за него должны выступить и объявить, что не разделяете ни позицию Примакова, ни позицию отморозков-провокаторов из Генштаба!
Хорошо, а можно я тебе сейчас заявлю, что мы - действительно не вполне разделяем позицию Примакова по югославской проблеме... Только ты на меня не ссылайся, пожалуйста! - застенчиво согласился Волошин.
Собственно говоря, именно с этого детского лепета Волошина, как ни смешно, и начался переломный момент во взаимоотношениях Кремля и Примакова, да и во всей политической ситуации того времени. Кремль чётко понял, что для него примаковский разворот над океаном - последний рубеж, за которым - бездна. И именно за этот рубеж ельцинская команда стала отчаянно цепляться.
По сути, единственным в России СМИ, жёстко отреагировавшим на примаковский демарш с отменой визита в США, стала газета "Коммерсанть". На следующий же день она вышла с передовицей под названием "15 000 000 000 долларов потеряла Россия благодаря Примакову", где детально подсчитывались все убытки от несостоявшихся по капризу премьера переговоров в Штатах. "Вывод один, - констатировалось в статье, - поддержка близкого Примакову по духу режима Милошевича оказалась для него нужнее и понятнее, чем нужды собственной страны".
На фоне пропримаковской истерики в подавляющем большинстве СМИ эта статья Владислава Бородулина казалась просто-таки актом гражданского мужества. И в тот же день Бородулин был уволен из газеты "Коммерсантъ" её тогдашним главным редактором Рафом Шакировым (который в тот момент симпатизировал пропримаковски настроенному Совету по внешней и оборонной политике).
Однако на этом судьбоносные перестановки в "Коммерсанте" не закончились, а только начались. И привели, в конечном счёте, к смене владельца газеты. В знак протеста против увольнения Бородулина немедленно подали заявления об отставке ещё двое ведущих сотрудников - начальник международного отдела Азер Мурсалиев и начальник отдела политики Вероника Куцылло. А еще чуть позже, по инициативе владельца издательского дома Владимира Яковлева, произошёл обратный переворот - автор той, скандальной антипримаковской статьи Владислав Бородулин был восстановлен в должности, а вместе с ним в редакцию вернулись и Ника Куцылло с Азером Мурсалиевым. А ещё спустя недолгое время был уволен главный редактор Раф Шакиров. Так что для "Коммерсанта", точно так же, как и для Кремля, тот примаковский разворот над океаном тоже стал катализатором глобальных политических перемен.
Как, впрочем, и для меня. Потому что, когда через неделю после лебединой песни Примакова мне позвонила Ника Куцылло и предложила вновь вернуться к ней на должность кремлёвского обозревателя, я, не задумываясь ни секунды, махнула "Известиям" крылом и совершила собственный разворот над океаном - обратно, в "КоммерсантЪ". И прилетев туда, первым делом демонстративно пожала руку Владу Бородулину.
Ровно на этом эпизоде лично для меня и закончилась костюмированная эпоха Примакова, со всеми её пыльными аксессуарами и душными спецэффектами.
